<== Спальня юношей Слизерина

Северус тихо вошел в зал. Оглядевшись, он спокойно склонил голову и прошел за стол Слизерина. Заняв привычное место в самом углу, он принялся за еду.
"Сегодня в расписании Зельеварение. Слагхорн наверняка придумает мне очередное задание из серии "убейся-но-сделай-отлично-иначе-никаких-поощрений". Что ж, я не против. Тем более что Эванс, судя по всему, грозит то же самое", нехотя признал Снейп. "А ведь, в сущности, достигали этого мы вместе. Если бы не ее", Северус усмехнулся, "роман с Поттером, она была бы сносной даже для избранницы последователей Годрика. Но - чему не быть, тому нас все же миновать", Снейп в очередной раз усмехнулся своим патетическим мыслям. "А посему нужно думать лишь о том, что относится лично к тебе, Северус".
Закончив размышлять на такой оптимистично-реалистичной ноте, Северус в весьма благодушном настроении закончил есть, не торопясь, впрочем, уходить из Большого зала.

«Не так далеко этот город, и я от старых домов,
Переулков, потрепанных псов,
Что живут на стройке рядом,
И чувство, будто кроме вас ничего не надо.»

- ЖАБА, - по слогам произнесла Лесли, как будто это могло ей помочь. Баллов, например проходных, подкинуть, или знаний. В принципе, рейвенкловка знала, что должна сдать экзамены достаточно неплохо, но как любой художник была уверенна, что её работа просто кошмарна. В душе, естественно.
Парочка первокурсников как-то странно на неё посмотрели, и Лес просто напросто рассмеялась. Видимо ребятишки решили что она обзывается, или того хуже, придумывает новое заклинание. Как же легко быть такими беззаботными детишками; кажется, что совсем недавно ты сама была такой, и радовала окружающих своей детской непосредственностью. В принципе, с того времени Лес не столько изменилась, сколько просто выросла. А это, достаточно серьезное обвинение, как говорила раньше мама.
Большой Зал уже пестрил народом, при виде столь умопомрачительного поглощения еды, девушке просто стало плохо. Тошнота, перебирая мягкими лапками, отвратительным комком подкатилась к горлу; но как, ни странно, живот уже начинал побаливать. От голода.
"- Как можно есть, если совсем этого не хочешь? Но надо. Тьфу ты..." - втиснувшись между двумя однокурсницами на лавку стола рейвенкло, Лесли уставилась на еду. Убойный взгляд. Придвинув к себе тарелку, девушка в полуобморочном состоянии принялась накладывать себе овсянки. Затем взяла пухлое печенье и налила тыквенного сока. Отстранив все это великолепие чуть в сторону, Лу принялась разглядывать собравшихся в Большом Зале на завтрак учеников, выискивая знакомые и отчасти родные лица. Ничего примечательного. Все свои, друзья товарищи. Про врагов вспоминать не хотелось, иначе Лес просто напросто бы уж точно стошнило. Думать о занятиях точно также не хотелось. Вообще у Лес выдался, похоже, такой день, когда не хотелось буквально всего, и именно это все вызывало кошмарное отвращение. Наконец, поборов себя, Лу взяла вилку. Да-да, вот так неординарно и отвлеченно. Жидкую овсяную кашу рейвенкловка ела вилкой, ножом, руками, чем угодно, но никак не ложкой. Это противоречило её принципу. Суп - да, суп можно. Он слишком жидкий. А вот кашу, увольте! Только вилкой.
Еда больше не вызывала отвращения, наоборот, чувство просто волчьего голода пронзило внутренности Лесли, и завязало в узел прямую кишку. Ещё одна присказка семейства Карелли. Умяв за пол-минуты тарелку каши, девушка стала намазывать на тост джем, попивая попеременно тыквенный сок. Затем положила себе ещё каши, на тот случай если тарелки причудливым образом опустошаться. Единственное стучало в мыслях - "Еда. Еда. Едааа!"
Дурацкие перепады настроения и состояние. Через пять минут Лесли захочет и на уроки.

Северус, потягивая вторую чашку чая за это утро, с усмешкой наблюдал за рейвенкловцами и гриффиндорцами.
Ни один из его товарищей по факультету сейчас не представлял ничего особенного - да и не мог, в сущности. Разве что его звали бы Люциус Малфой.
"Но Люца здесь нет", жестко оборвал себя Снейп.
Он кивнул вошедшей в зал Алекто, после чего вернулся к созерцанию столов других факультетов.
В Рейвенкло, как и всегда, не было ничего примечательного. Как и всегда, неадекватная - по представлениям Снейпа - Лесли Карелли...
"Приелось", поставил он мысленную резолюцию.
Он с ухмылкой посмотрел на стол Гриффиндора, где необычно рано проснувшаяся Молли Пруэт пыталась изобразить домашнее задание по Зельеварению. Заметив, как осветилось ее лицо, Снейп злорадно оскалился: "К сожалению, мисс Пруэт, сегодня вам не удастся списать у Эванс. У нее другое задание, как и у меня. Учись вы лучше, возможно, вам бы и светило быть кем-то, а не просто собой".
Он и сам не знал, почему вдруг ему захотелось злорадствовать. Обычно Снейп просто холодно констатировал факты, но никогда не позволял себе большего проявления чувств.
"Мне определенно нельзя долго думать о Люциусе", решил он для себя, после чего поднялся с места.
"Да, не надо о нем думать, надо ему написать", усмехнулся он самому себе и направился в совятню.

==> Совятня

«Раз, два, три... посчитаем до семи,
Тот кто был врагом, может другом стать.
Два-два, пять... начинаем все опять,
А я просто попрошу - прости.»

Две тарелки каши пошли на пользу желудку девушки, и наконец, она почувствовала себя достаточно чудесно, чтобы радоваться жизни. Получалось это достаточно неплохо, уже после тоста с джемом, улыбка воцарилась на лице рейвенклвки. Оставалось только выпить... Да-да, выпить. Чай? Сок? Ну, точно не кофе. По достоверным предположением от кофе страдает не только селезенка, но ещё и какие-то клетки головного мозга... Естественно, в мире магии все подобное было излечимо, но лучше конечно вести здоровый образ жизни. От этого и меньше проблем будет. Сигареты конечно никак к этому образу жизни не относились, но, да Бог с ними. Карелли вдруг показалось, что на неё кто-то смотрит. Интуитивно, и совершенно машинально она обернулась, и встретилась взглядом с слизеринским парнишкой, Северусом Снейпом. Непрезентабельный тип, совершенно не подходящий для его детального рассматривания. Лучше она на кого-нибудь другого посмотрит... Да хоть на Дамблдора! Но взгляд, так старательно отводимый, отводится, не собирался. Напротив, он достаточно сосредоточенно скользил по черным волосам Снейпа, определяя примерную дату их последнего мытья, по темной мантии с гербом Слизерина и естественно, по его тарелке. Все это было настолько интересно и занимательно для Лу, что неудобная поза в пол оборота показалась вдруг совершенно естественной.
Отлепив, наконец, свой непослушный взгляд от губ слизеринца, Лесли улыбнулась ему; она всегда всем улыбалась, независимо от пола и принадлежности. Сейчас же улыбка получилась несколько виноватой, как-никак Северус просто не мог не заметить, как она его изучала. Повернувшись к слизеринскому столу спиной, Лес, чувствуя себя максимально уверенно и раскрепощено, принялась грызть печенье.
Ой, простите, я Вас не заметила!
"- Молли. Молли Пруэтт." - дружелюбный взгляд серых глаз Лу скользнул по гриффиндорке, которая по видимому столкнулась с профессором МакГонагалл. Если бы Молли обернулась на стол рейвенкло, девушка незамедлительно бы ей помахала; но такого не случилось. Пруэтт села за свой стол, вся в легком напряжении. "- Видимо ждет кого-то," - решила Лесли, и снова переключилась на выискивание в Зале знакомых лиц, попеременно покусывая печенье. Пульсирующий скачок. Шон Абсент. Однокурсница. "- Та-та-та, дам."
- Шонни... Утро доброе, - Лу коснулась своей теплой рукой руки однокурсницы, сидевшей чуть поодаль; благо, что смогла дотянуться. Незамысловатая улыбка. Челка, спавшая на лоб, дабы Лесли так и не успела её заколоть.

Самым плохим в этой жизни, пожалуй, была необходимость вставать поутрам. Вставать рано поутрам, надо сказать. И вставать от того, что в тебя зашвырнули подушкой. "Нет, я найду того, кто это сделал! Найду и жестоко отомщу..." Эван всегда был пацифистом. И доброжелательным. Доброжелательным пацифистом. Впрочем, это не совсем в тему.
Дом, милый дом, который дает тебе еду, пытается вдолбить крупицу знаний и который можно со спокойной душой разнести к Годрику. Досыпая на ходу, Розье едва ли не на ощупь дошел до стола Слизерина,у селся на первое попавшееся место, положив голову на скрещенные на столешнице руки.
- Аааа... - на большее юноша пока был не способен. Только так, сидя спать и зевая говорить "ааа".
Но выработанная годами выдержка взяла свое. Слизеринец оторвал голову от рук, мутным и далеко не пацифиским взглядом обводя Большой Зал.
- Доброе утро, - громко и в пространство. Сейчас как-то неособенно важно, кто услышит, кто нет, а кто просто укоризненно покачает головой.
Но веселое, гудящее окружение давало знать, сон потихоньку собирал вещички и уезжал в отпуск, если можно так выразиться.
Розье оторвал во-второй раз поднял голову, смотря на тарелку перед своим носом. Пахло неочень заманчиво.
- Яичница? - Эвви уныло вздохнул. Можно было сразу говорить: день не задался. Осторожно отодвинув тарелку подальше, Розье наконец осознал факт, что проснулся.
- Мм, Алекто? Прости... Я тебя не заметил, - еще немного сонно, еще немного бездумно, еще немного не "в теме", но уже с просыпающимся интересом к этому миру.
Позвольте мне признать свое поражение и трусливо сбежать. А точнее сделать лирическое отступление, что бы уж очень обидно не было.
Сегодня были по расписанию зелья. Эван, вчера перед тем, как лечь спать, собственноручно посмотрел расписание, даже его немножко понюхал и помял для убедительности и вида работы. И там стояли зелья. Ну то есть как стояли... Слово было выведенно каллиграфическим почерком, с многочисленными завитушками и зелеными чернилами. А на зельеварение было заданно некое эссе. Или сочинение? Хотя, в полне возможно, что и какая-нибудь исследовательская работа на тему: "Беозар: свойства, признаки, где найти, как достать иможно ли его есть". Хотя, какая уже разница, когда домашнее задание все равно не сделано.
Все было плохо.

(Начинать со спальни не очень хочется, так что, простите меня, если что))Нарцисса сонно приоткрыла глазки, лежа в своей кровати. Белокурые волосы девушки разметались по подушке, но выглядело это не смешно и не нелепо, а наоборот очень даже привлекательно. Да что говорить, все, что было связано с младшей из трех сестер благороднейшего рода Блэк, все было красиво уже по факту.
Нарцисса Блэк всегда жила в своем особом миру. Это был мир вседозволенности, где можно было воевать, распутничать, хулиганить. Тут не были готовы законы, а самое главное – не готова человеческая психика. Тут нет наказаний, а если тебя и экскоммуницируют, то можно придумать новую маску и войти в этот мир в ней. Это мир недоказуемых преступлений и ненастоящих смертей. Это мир младшей Блэк. Она здесь хозяйка и никто не претендует на ее власть.
Далее по плану шли сборы, которые представляли собой каждодневное, но между тем грандиозное событие. Нарцисса никогда не позволяла себе выйти из своей комнаты, не приведя себя в идеальный вид. Поэтому по комнате тут же стали летать расчески, заколки, гребешки, юбки, мантии и прочее предметы, которые были так необходимы девушке по утрам. Впрочем, белокурая Цисса получала от всего этого истинное удовольствие, ведь она могла сколько угодно любоваться своим отражением в зеркале. Ах, Нарцисса считала себя просто идеалом красоты. Знатная, воспитанная, манерная красавица, что еще можно было пожелать?
Наконец, собравшись, Нарцисса довольно оглядела себя в большое, с ее рост зеркало. Не удивительно, но она была удовлетворена своим видом. Впрочем, как и всегда. Первая и неизменная любовь девушки была она сама. Не даром Друэлла так баловала свою младшую дочь, прививая ей чувство самодовольного эгоизма, который со временем плавно перетек в самый что ни есть настоящий нарциссизм. А Цисса была очень довольна сложившейся ситуацией. Вот только ее мать не имела для нее авторитета, да и вообще Цисса не особо жаловала своих родителей. Почему? У нее были на то свои причины, а вдаваться в подробности не будем. Пока не будем. Придет время, и истинное лицо этой нелюбви проявит свою сущность, причем весьма мерзкую и неприятную. Но об этом все же позже. Итак, время завтрака. Двери Большого Зала резко распахнулись, и в помещение грациозно вошла Нарцисса. Королевская осанка, гордо поднятый подбородок и снисходительная улыбка. Рядом с ней ошивался какой-то старшекурсник Слизеринец. Впрочем, это было обычным явлением. Цисса всегда любила внимание мужского пола и успешно пользовалась им в своих целях. Так вот этот Слизеринец что-то активно вещал белокурой Циссе, но та никак не реагировала, и смотрела только прямо перед собой. Вот оно это снисхождение и чувство превосходство, которые пронизывали младшую Блэк насквозь.
Подойдя к своему столу, Нарцисса направилась прямиком к месту, где сидел Эван.На ходу она мило улыбалась.
-Всем Доброе утро.-подойдя поближе к Розье Блэк вздохнула-Как спалось, Эван? – Поинтересовалась Нарцисса у него, проходя за спиной у парня и проводя рукой по его затылку. Сев за стол, девушка пододвинула к себе кубок и налила апельсинного сока. Да уж, здоровый образ жизни, витамины и никаких погрешностей для ее красоты, здоровья и фигуры. Это были принципы, которые она ни когда не нарушала, да и не нарушила бы даже под страхом смерти.
-Что у нас сегодня по расписанию и кто ведет предмет?– Нарцисса взглянула на преподавательский стол, и, слегка кивнула в знак приветствия учительского состава, сопровождая все это легкой улыбкой.

Отредактировано Narcissa Black (2008-08-12 10:45:06)

Когда Беллатриса вошла в зал, для Циссы хватило лишь одного взгляда сестры, чтобы понять, что у Беллы отвратительное настроение. Нарцисса как никто другой понимала настроение сестры. Как всегда, Беллатрису сопровождало множество взглядов. Как всегда, слизеринцы удостоились кивком и одним единственным словом. Как всегда, всем было этого достаточно. Нарцисса с уважением посмотрела на старшую сестру. Беллатриса была для Циссы примером для подражания, идеалом, эталоном. Проследив за тем, как Белла села за стол, Цисса хмыкнула в кубок и сделала глоток с соком.
А Белла как всегда…В своем репертуаре…
Девушка ухмыльнулась и внимательно посмотрев на старшую Блэк, которая видимо решила, что завтрак отменяется.
-Белла, Ты что? Тебя не возможно забыть.-Нарцисса издевательски ухмыльнулась и мягко вытерла рот салфеткой. Все. Аппетит был испорчен. Конец завтраку.
Хотя…Девушка посмотрела на угол стола и заметила серебряную чашу с яблоками.
Да…
Цисса тут же взяла зеленое, самое большое яблоко. Оно было холодное и мягкое…Очень мягкое.
Повертев немного фрукт в руках, наслаждаясь его приятным свежим ароматом, Нарцисса с большим удовольствием вонзила свои жемчужно-белые и идеально ровные зубки в сочную мякоть яблока. Яблоки. Она обожала их, просто не могла представить себе жизнь без них, хотя может это всего лишь прихоть избалованной аристократки. Цисса обождала яблоки в любом виде начиная от свежих и заканчивая в качестве начинки пирога.
Медленно с большим насаждением девушка пережевывая яблоко, не спускала своих небесно-голубых глаз со своей сестры. Если бы не одна фамилия, вряд ли кто-нибудь догадался, что Нарцисса и Бэла сестры, так непохожи внешне они были: день и ночь, свет и тень. Да и по характеру они различались достаточно заметно, несмотря на то, что воспитывались и росли девочки вместе у них по некоторым вопросам очень ярко различались мнения, хотя нельзя назвать их полностью различными. У них были не только различия, но и сходства, которые так же нельзя было не заметить при более детальном рассмотрении.
Нарцисса уважала и ценила свою сестру. Ей было приятно находится в ее обществе, они практически всегда понимали друг друга и очень редко ссорились.

Жизнерадостный голос Лили вывел Молли из оцепенения. Доброе? девушка с остервенением ткнула в расписание. Скорее уж, последнее утро моей жизни. Старикашка Слиззи убьёт меня. Нет, сначала он, конечно же, испробует на мне своё очередное зелье, а потом добьёт, что бы я не мучилась! Пробурчала Пруэтт запихивая злосчатое расписание в сумку. Ну, это не повод, что бы портить столь замечательное утро! Молли слегка потянулась и улыбнулась подруге и в сотый раз за время их знакомства подумала о их столь разном характере. Лили всегда любила быть первой во всём, идти до конца. Лучшая ученица школы, староста. А Молли...Что Молли? Раздолбайка, еле - еле вытягивает нормальные оценки, о значке старосты можно только мечать...Хотя зачем он ей? Девушка никогда не была блюстителем закона, частенько нарушала школьные правила, четверть школьного года, если только не половина, проходили в бесконечной веренице отработок. Как говорила Агата, её дочь - форменное безобразие и как у таких высоконравственных людей появился такой ходячий кошмар, как Молли? Ну, как говорится, противоположности притягиваются... отметила про себя девушка и потянулась к чайнику. А какая тема у твоего доклада? поинтересовалась Молли у девушки. Вам со Снейпом дают отдельное задание?

Еще одно утро – ничем не хуже и не лучше всех предыдущих. В нем нет ни романтизма, ни мистичности, ни даже душевного света. Я давно уже разделался с детским желанием во всем видеть сказку. Да и было ли оно когда-либо, это желание?..
Сомнительно.
В детстве моя мать всегда будила меня по утрам. Наверное, она все же меня любит. Только никогда в этом не признается. Потому что у Малфоев не принято любить. Каждое утро она проводила этот странный ритуал – церемонно открывала комнату и ступала внутрь. Каждый ее шаг всегда был полон некой торжественности и, возможно, даже сердечности, и оттого действо, коим она меня награждала, казалось целой церемонией. Она осторожно присаживалась на мою кровать и очень тихо шептала мое имя. Мать никогда не произносила его хотя бы вполголоса. Нет. Всегда только шепот. Сбивчивый, неаккуратный: «Люциус...»
Я сразу просыпался. На самом деле у меня очень чуткий сон. Я способен проснуться от случайного шороха за окном, что уж говорить о шепоте матери. Именно этот едва различимый шепот наградил меня тонким слухом. Я улавливаю малейшие звуки, вибрации воздуха, ноты музыкальных произведений. Я мог бы стать неплохим музыкантом или танцором, если бы того хотел. Но я не вижу в этом смысла. Никакого.
Если задуматься, с недавних пор я не вижу смысла ни в чем, кроме огонька на конце непотушенной сигареты. Это так сближает меня с глупыми максималистичными подростками, в среду которых я никогда не входил, что мне становится тошно от самого себя.
Умение прислушиваться к мелочам приучило меня к тому, чтобы всегда говорить негромко и размеренно. Я очень редко сбиваюсь на крик. Практически никогда не повышаю тона. В сущности, я говорю так, как это делает мой отец – взвешенно, спокойно и четко. От этого создается ощущение, что я всегда и ко всему равнодушен.
С этой утренней церемонии долгое время начинался каждый его день. Наверное, для матери это было нечто большим, чем просто утреннее приветствие. Так она убеждала себя в том, что они все еще близки с сыном. Но я не любил эти пробуждения. Главным образом потому, что от такого начала дня просыпалось странное чувство незащищенности. Словно бы кто-то большой и сильный имел право вот так просто прервать мой сон. Во сне я был особенно слаб. И совсем не мог дать отпора.
Именно поэтому я приучил себя вставать очень рано. Отлично помню выражение лица матери, когда она зашла в мою комнату и впервые увидела, что я не сплю, а сижу на подоконнике, пустым взглядом прожигая пространство. Это был для нее удар. В ту самую секунду она наконец поняла, что мы больше не были одним целом. Я – сам по себе, мать – сама по себе.
Думаю, ей было больно. Но я не обратил внимания. Я просто почувствовал, будто бы вокруг меня неожиданно поднялся высокий барьер отстраненности, которая спасала. С тех самых пор я ни разу не изменил своей привычке рано вставать. Я всегда просыпаюсь намного раньше своих однокурсников. И мне неважно, что я буду делать до завтрака – курить ли, читать ли возвышенную древнюю книгу с поправками самого Овидия, размышлять ни о чем – я просто буду спокоен, зная, что никто не посмеет прервать мой сон, кроме меня самого.
Это – одна из причин того, почему ни одна девушка никогда не удостаивалась чести провести со мной ночь. Просто ночь для меня – нечто слишком интимное. И я не уверен, что готов подпустить кого-либо настолько близко.
Поэтому и утро это так похоже на все остальные. Как обычно, я встаю чуть раньше рассвета и сразу же одеваюсь. Я привык появляться перед людскими взорами в полной готовности. Всегда с иголочки одетый, благоухающий дорогим парфюмом и безукоризненный до зубовного скрежета. Вы никогда не увидите на моем лице ни малейшего намека на щетину. Я привык к публичности. Напускное великолепие, масса обожателей, и самое страшное во всем этом даже не то, что им нужен совсем не я, а мое прославленное имя наследника древнейшего и богатейшего рода, а то, что меня это абсолютно, совершенно не задевает.
Сегодня меня как-то по-особенному тянет к одиночеству. Я нуждаюсь в нем почти физически. Поэтому с раннего утра я брожу по Хогвартсу без особой цели, прикрываясь тем, что обязан патрулировать коридоры по долгу старосты, но на самом деле мне банально некуда себя деть. Но с лица моего, разумеется, ни на секунду не сойдет выражение брезгливой надменности, будто бы я вынужденно делаю то, что мне совсем не по нутру.
Так проходят часы. Я брожу по школе очень медленно, намеренно выискивая самые безлюдные коридоры. Потому что сейчас с моим лицом творится что-то странное. Я случайно заглядываю в собственное отражение в стеклянном стеллаже в одном из коридоров и вздрагиваю от непривычности. На меня смотрят совершенно чужие глаза.
Мне даже становится себя жаль. Уж слишком я сейчас задумчив. И непривычное, горькое состояние печали садится на плечи, прогибая к черной, шершавой, горячей земле, а я так страшусь этой земли и этого тепла – я знаю, оно непременно расплавит меня, стоит лишь дать слабину.
Но сегодняшнее утро проходит на удивление быстро. Я даже не замечаю, как минутная стрелка моих дорогих часов на запястье подходит к времени завтрака. Это странно – воображаю, как все удивятся тому, что я опоздал. Я ведь Малфой. Я всегда подчеркнуто пунктуален и никогда не позволяю себе отходить от приличий.
Но сегодня определенно особенный день.
Да еще так некстати снова проснулась головная боль. Мне срочно нужен крепкий кофе без сахара – такой, чтобы из глаз брызнули искры.
И, садясь за стол Слизерина, я произношу спокойно и размеренно, без капли эмоций:
-Доброе утро, Лекто, Нарси, Эван... - кивок в сторону компании слизеринцев. - Андрэ... - короткий взгляд на Блэк, в котором больше насмешливости и издевки, чем приветствия. - Беллатрикс, мое почтение, - последние слова я выговариваю с едва заметной толикой теплоты, но это всего лишь иллюзия. Какая теплота может быть в моем голосе? Он просто не приспособлен под такие высокие чувства.
Черный кофе без сахара и маленькая капля иронии. Вот что мне нужно.

«Стрелки часов едва-едва двигаются, время идет слишком медленно, слишком мягко и слишком тягуче. Только за это я готова его убить.
Я где-то слышала, что нет ничего невозможного, так может мне кто-нибудь подскажет, как это сделать? Некоторые люди слишком много говорят и слишком много знают… Интересно, за что их нарекают гениальными? За доброту и простодушность? Или же за упорство и упрямство?
Никогда не понимала гениев, ибо одним из них всегда считала себя. Я гениальна, таких как я больше нет и на этом точка. Вряд ли найдется человек, который решиться это оспорить.
Или в мире еще остались самоубийцы?
Я не любою пиры в Большом зале – за все мое пребывание в этой школе они стали неотъемной частью моего дневного рациона. Просто ненавижу привязываться к чему-то… Как последствие, я слишком долго вычеркиваю привычку из памяти. Нет, рутины я не боюсь – мы все, представители аристократии, ей дышим, живем. Непредсказуемость – это нелегко, потому что люди от тебя постоянно ждут чего-то нового, либо очень хорошо забытого старого.
Возразить я не могу. Поэтому все эти ожидания приходится оправдывать… да и я не имею ничего против. Если бы издевки над грязнокровками и скандалы не доставляли мне удовольствия, я бы этого и не делала. Но чужая боль гораздо слаще своей, верно же? Особенно когда вместе с ней в унисон ведет свою песню месть.
Но Мерлин, как же мне скучно.
Я тихо вздыхаю и еще сонно продолжаю сверлить взглядом чашку с кофе. Кажется, еще чуть-чуть и фарфор даст трещину, а на белоснежной салфетке останется все то, что до этого момента пробы можно было назвать кофе. Не понимаю как можно испоганить такой напиток… Я слишком брезглива, определенно. Жаль я не собираюсь этого менять – мне и так хорошо.
-Белла, Ты что? Тебя не возможно забыть.
Это просто невозможно. Нестерпимо. Отвратительно. Ужасно.
Я ненавижу когда мне говорят фальшивые комплименты – я ненавижу чужую ложь и обожаю свою собственную.
- Нарцисса…- Томный, возможно даже слишком, взгляд в сторону сестры.- Только вот давай без цирка и театра с самого утра…
…Надоело.
Мне надоело слишком фальшиво играть – фальшь убивает правдоподобие. Мне надоело слушать вранье и чужие байки – я очень даже неплохо рассказываю свои собственные. Мне надоел весь этот дешевый театр – он выглядит слишком некрасиво, просто отвратительно, я здесь не буду актрисой большого театра. Да меня это и не особо волнует.
Я ловлю на себе массу взглядов, я привыкла к этому – это почти так же сладко, как и чувствовать месть, но увы… Это одна из многих моих привычек, от которых я не могу избавиться.
Я прекрасно понимаю ответный взгляд Эванс – она меня ненавидит и это взаимно,  я не люблю чужой показухи, потому что она слишком искусственна. Моя же собственная давно умерла вместе с моими чувствами.
Я вижу недовольные лица гриффиндорцев – они такие же как и эта Эванс, они меня мало волнуют.
Но такие же ненавистные взгляды я вижу и от представителей аристократии.
Это так интересно, наблюдать за теми, кто приветливо улыбается тебе в лицо и крепко и уверенно держит нож за спиной. К этому я тоже привыкла, я такая же. Правда я не держу нож за спиной.
Я открыто демонстрирую этот нож всем окружающим меня людям.
Они бояться за свою репутацию. Я – нет.
Мне на нее плевать.
То, что кому-то что-то не нравится мне тоже, честно говоря, как-то побоку – у меня самой недовольства жизнью будет больше, чем у всех людей, собранных в этом зале, так смысла им со мной спорить? Они хранят слишком много секретов и тайн друг от друга, а я привыкла высказывать свое мнение вслух, так, что б его слышали все.
Так, что б о нем знали все.
И не приведи Мерлин у кому-нибудь придет в голову мне возразить… Это не диктаторство, это Гордыня. Причем такая, что очень сложно себе её представить без нее же мою жизнь. Она будет еще пустее и бессмысленее чем сейчас.
Хотя… Разве такое возможно?
На Керроу я не обращаю никакого внимания – я её присутствия не переношу на дух. Не знаю почему… Казалось бы, чистокровная волшебница, но я никак не могу найти причину для того, что б её уважать. Мне не за что.
У кого какие причины?
Молчание. Только глухой крик мертвого сердца в пустоту.
«Нет… Ничего нет…Пусто?»
Я поправляю безупречную прическу, хотя и прекрасно понимаю, что с ней все в порядке – это так, уловки актрисы, которая не хочет выглядеть брошенной, на сцене. Ловким движением руки я разглаживаю пару складок на черном платье – они так портят идеал.
Я поднимаю взгляд стеклянных кукольных глаз и удивленно смотрю на Андромеду.
Это чистого рода недоразумение, ошибка природы.
Почему? Она родилась слишком мягкой, она не умеет быть Блэк, она подводит нас тем, что водиться с грязнокровками. Это последний человек, с которым бы я стала общаться. Даже Эванс была раньше.
Так же я отношусь и к своему дорогому кузену Сириусу – он тоже предатель, даже еще больший, чем Андромеда.
Хотя в моих глазах это её не оправдывает.
Она не Блэк.
Она – ошибка.
Возможно я слишком привыкла к обществу Нарциссы, я с ней дружила с детства, возможно я слишком привыкла к обществу Регулуса, а он мой единственный брат, которого я ценю. Но она не моя сестра.
Я даже ничего ей не отвечаю – не хочу. Мне не противно, мне не приятно.
Ей тоже. Но мне все равно.
Я дарю ей пустой, совсем пустой взгляд, полный издевки и сарказма. Это то, на что она заслуживает.
Похоже единственный человек, который любит чужое внимание не меньше чем я, так это Малфой.
Странно, раньше я его не переносила – сейчас тем же похвастаться не могу. Я не могу описать свое отношение к этому человеку.
Он просто есть и мне этого достаточно…
…Но это не повод для того, что б менять настроение.
- Утро никогда не бывает добрым, дорогой мой, ты же это и сам прекрасно знаешь.- На моих губах поселилась легкая ухмылка.
Но он же должен гордиться тем, что заслужил такое мое отношение. Только вот чем?»

Молли запустила пальцы в волосы с тоской глядя на чистый пергамент. Идей не было. За соседним столом начинали свою ежедневную перебранку слизеринцы. Всё как обычно. Ничего нового. -Спасибо за помощь, Лили, но ты думаешь, мы успеем? До начала урока осталось 15 минут.- Сокрушённо глядя на часы отозвалась Молли. -Ничего страшного Слизнорт со мной не сделает...надеюсь!- гриффиндорка отогнала неприятные мысли. -Максимум, отработка у Филча.- Пруэтт сложила пергамент, на котором было написано несколько строк о применении безоарового камня. -Если урок начнётся с практического занятия, то, считай, мне повезло.- девушка улыбнулась и придвинула к себе чашку с чаем. - Ох, Молли, ну почему же ты так редко выполняешь домашнее задание вовремя? – с нотками сожаления в голосе спросила у неё Лили. Ах, сколько раз она слышала такие вопросы...-Молли, почему из школы всё время приходят замечания от Дамблдора?-. -Молли, ты несколько раз была на грани отчисления из Хогвартса, ты подаёшь дурной пример братьям!-. От этих вопросов Молли ничуть не смущалась. Гидеон и Фабиант, которые учились на шестом курсе Гриффиндора, ничуть не отличались от их старшей сестры. Конечно, наказаний было намного меньше и в истории они влипали гораздо реже, чем Молли, но всё же братья были объектом №1 для Филча. "Мелкие пакостники"- как часто Филч любил называть братьев и вот уже шестой год исправно натыкался на "подарки" братьев Пруэтт. Любимым их развлечением было прятать миссис Норисс в старых доспехах. Похоже, у Пруэттов страсть к нарушениям правил в крови... в очередной раз мелькнула мысль в голове девушки. -Ох, Лили, это просто необъяснимый феномен, но обещаю, я исправлюсь и буду трудиться на благо моего будущего аттестата.- девушка хитро улыбнулась. Она не ждала, что подруга поверит, но нравоучения давать тоже не будет.

Отредактировано Molly Pruet (2008-08-14 13:13:48)

В детстве я был очень болезненным мальчиком. Наверное, нет такой болезни, которая бы прошла мимо маленького Люци, как нежно звала меня мать, игнорируя мою хроническую ненависть к этому обращению. Ветрянка, краснуха, ангина, грипп, тонзиллит, гастрит, гастродеуденит, желтуха... Целыми неделями вокруг меня бегали бесконечные гувенантки и няни, которые тряслись из-за каждого неосторожного полувздоха юного наследника именитого рода.
Меня это забавляло. С самого детства я развлекался тем, что играл на нервах у людей. Это было моим хобби и в итоге стало призванием. Так смешно было смотреть на всех этих людей, что так переживали от того, что в обычной семье даже не стоило внимания. Примечательно было то, что они волновались вовсе не за мое здоровье, а за свое жалование. Всем этим гувернанткам было отлично известно: если что-нибудь в уходе за бедным и несчастным мной не понравилось бы моей матери, они живо бы вылетели с работы. И я тоже об этом знал. Поэтому самым любимым развлечением у меня был картинный кашель при матери. Гувернантки, увидев это, просто холодели. А мать сразу начинала устраивать истерики, весьма разумно и логично подмечая, что за те деньги, что эта армия прислужников получает, они могли бы дневать и ночевать в моей комнате. В сущности, они это и делали, но деталями никто не интересовался. А я не находил нужным их защищать.
Меня раскусил отец. Абракас Малфой никогда не был дураком. Самодовольной скотиной – да, бессердечным ублюдком – тоже, но не идиотом. Я ненавидел его. И причина была вполне понятна. Мы были слишком похожи. Отражения друг друга. Отношение отца ко мне не было лучше. Он вообще не слишком жалует детей. Говорить с ними он может лишь тогда, когда они немного умнеют. Впрочем, отец мой полагал, что я не поумнею никогда. Я на эти заявления не отвечал. Да и не нужно было. Большинство из того, что говорит мой отец, не нуждается в ответе.
Тем не менее мы разговаривали. Мы разговаривали очень много, вечерами сидя у камина – он пил коллекционный коньяк и курил дорогие сигары, я молча смотрел в огонь, который все равно не мог расплавить мой внутренний лед, и часто эти беседы затягивались на многие часы. Хотя какие там беседы – это больше похоже на театр одного актера, то есть моего отца. Он отличный оратор. Каждая его фраза тщательно выверенна и выстроена согласно всем законам этого мира. Абракас Малфой – человек из тех, что словом могут убить, словом могут спасти, словом могут войска за собой повести. Собственно, только благодаря этому он и добился всего того, что сейчас из себя представляет. Но я уже давно привык к этим сладким речам. Для меня они стали частью жизни.
Не так давно я даже начал ему отвечать. Помню его удивленное лицо. Он вовсе не ожидал, что когда-нибудь я воспользуюсь своим правом голоса. Но я воспользовался им, и еще как. Я смотрел в удивленное сверх меры лицо отца и тщательно выговаривал слова. Я говорил так же, как он. Мы были одинаковы, как цвета наших волос, как чистая кровь в наших жилах, как наши мысли – они ведь тоже совершенно идентичны.
Именно тогда, когда я глядел в его пепельно-серые глаза, точь в точь такие же, как у меня самого, я впервые понял, как я буду счастлив, когда он умрет.
- Утро никогда не бывает добрым, дорогой мой, ты же это и сам прекрасно знаешь... - Беллатрикс, кто же еще? Только она способна вложить в одну фразу столько двусмысленности и едкости. Я не обижен на нее, нисколько. Это наш стиль отношений. Взглядами мы говорим друг другу гораздо больше, чем словами. И я этому несказанно рад. Уж слишком я перенасыщен этими бессмысленными словами с самого детства.
-Не будь столь пессимистична, Белл, - небрежно бросаю я, автоматически превращая тыквенный сок в моем бокале в крепкий кофе. Это уже отработанная годами процедура. Утром я всегда пью только кофе. Это наполняет меня ощущением некой исключительности, потому что на столах никогда нет кофе. Администрация школы сердобольно считает, что деткам кофе вредно. - Хотя ты, конечно, как всегда, права. Особенно утро в Большом Зале, - быстрый бессловесный взгляд на стол Гриффиндора, за которым несчастная Пруэтт, кажется, пытается, в спешке сделать домашнее задание, а Эванс делает вид, что жаждет помочь. Пожалуй, Эванс я вовсе не ненавижу. Просто никак не могу ее понять. Не могу поверить, что можно с таким участием кому-то помогать, даже не надеясь на выгоду.
Я не виноват в этой циничности. Таков мой отец. А это говорит само за себя.
Нарцисса говорит что-то с едва заметными нотками угрозы, но меня это нисколько не волнует.
Мы здесь все похожи на змей.
Слизерин все же был гением.
Как и каждый из нас.

Эйк никогда не отличался особой пунктуальностью. Когда он проснулся, в комнате было уже пусто, до занятий оставалось совсем немного, а ведь еще надо было успеть позавтракать.  Но он нисколько не волновался, что может опоздать на уроки. В своей привычной неспешной манере юноша прошел по коридорам Хогвартса в направлении Большого Зала, остановившись у самой двери. В последний момент он поймал себя на мысли, что не отказался бы от утренней сигареты и уже собрался развернуться... Лишь осознание того, что для этого ему придется выходить на улицу, отбило все желание, утренняя лень оказалась сильнее.
Больше не задерживаясь, юноша вошел в Зал, немного не расчитав силу и распахнув двери слишком широко. Завтрак был в полном разгаре.  В воздухе приятно пахло едой, только сейчас Эйвери понял, что голоден. Его появление заметили лишь за столами, расположенными ближе всего к выходу. Несколько Гриффиндорцев кинули неодобрительные взгляды в сторону парня, в ответ получив лишь холодное равнодушие во взгляде и мысленное "Уткнитесь". Эйку было глубоко плевать на их мнение. Остальные же ученики были увлечены завтраком и разговорами между собой.
Не отвлекаясь и не оглядываясь по сторонам, Эйк прошел  к своему месту за столом Слизерина, еще издалека бросив взгляд на привычную компанию, которую он видит каждое утро, день и ночь. Ничего не менялось и не удивляло. А иногда так хотелось сбежать от всей этой рутины, но лишь иногда. За шесть лет обучения такой завтрак стал для него повседневным ритуалом, он неплохо изучил людей за этим столом. Не сказать, чтобы он был привязан или по-настоящему ценил кого-либо из них, но и особой неприязни не испытывал. Его совсем не раздражало окружающее его общество, наоборот, полностью устраивало, и ему  не хотелось бы сидеть в компании тех же самых гриффиндорцев. Сложно было сказать, что его раздражало в них больше всего, их положительность, дружилюбие или что-то иное. Эйку было непонятно и незнакомо такое поведение. А вот среди Слизеринцев он чувствовал себя как рыба в воде, уверенно и совсем не скованно. Да, многим из его слизеринских друзей нельзя было доверять, но Эйка это мало волновало. Он и так не доверял никому, кроме себя.
- Утро всем, - фальшиво, но всё же заразительно улыбнувшись в знак приветствия своим друзьям, Эйк присел рядом с сестрами Блэк и Малфоем и с аппетитом принялся за еду.

«Зима так и не сделала свое дело… Она не заморозила мое сердце, она не охладила мои чувства – я временами начинаю думать что это в Хогвартсе лед слишком быстро тает… Это слишком горячее пламя каминов или бесполезные сопротивления моего сердца? Оно не хочет умирать, да? Жаль мне все равно. Я всю жизнь свою с успехом плевала на чужое мнение, а тут даже мое собственное сердце мне чуждо…
Я снова проклинаю себя за напавшую на меня слабость – она мне тоже чужда, мне чуждо любое проявление эмоций, которые так внезапно на меня сейчас напали… Их так много, а я одна – это же не честно, верно? Вырвете это чертово сердце из моей груди и я буду спокойно жить. Не зная зачем и не зная почему, просто жить. Здесь слишком жарко или я больна?
Я стала слишком мягкой, определенно – это не мешало бы исправить. Мне в последнее время почему-то кажется, что это все вина грязнокровок – именно у них в глазах я впервые увидела счастье. Помнится, я тогда не сразу поняла что это такое… Но у них в глазах было слишком много огня, а у меня – пустоты. Я наверное тогда решила их переплюнуть, потому что уже буквально через минуту я начала портить им жизнь. Их огонь заслонял мне солнце и ставало слишком темно.
Я не люблю темноту.
Я бы сейчас с огромным удовольствием попортила нервы Эванс, ну или на худой конец Керроу. Нужно же чем-то себя занять?
Жаль мне нечего сказать им кроме того, что одна –грязнокровка, а вторая – просто безмозглая кукла. Да и произнесенные мною такие слова вряд ли бы как-то  повлияли на их поведение – скорее всего после этого меня бы ждала злостная тирада о том, какие мы, аристократы несправедливые твари и какая я сволочь.
Мне не трудно будет их выслушать.
Мне не сложно выдержать их голос, хотя он временами, признаюсь, меня очень раздражает.
Просто очень глупо будет ему возражать – они скажут правду.
Наверное я тогда просто улыбнусь, как обычно, с долей усмешки и сарказма, и как всегда выдам сто слов в ответ, хотя прекрасно знаю, что если захочу, смогу уничтожить всего лишь одним словом. Вернее двумя.
У меня слишком острый язык - мне иногда кажется, что когда-нибудь я хорошенько получу за свои слова.
Когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас я унижаю кого хочу и порчу жизнь всем в подряд.
Сейчас для меня существует только два разряда людей - аристократы и простые недоразумения. На последних и внимание не стоит обращать, но я упорно продолжаю жалить их своим ядом. Мне только тогда кажется, что я жива и что мне есть для чего жить.
Жаль только даже аристократы не оправдывают моих ожиданий.
Я дарую Нарциссе испепеляющий взгляд и хмыкаю.
С ней в семье у меня были самые лучшие отношения. После моего брата Регулуса разуметься.
Но,  признаюсь честно, меня её тупость иногда поражает – она прожила со мной семнадцать лет и до сих пор так плохо меня знает?
- Нет, Нарцисса, я не то чтобы не доверяю тебе, я никому не доверяю. И ты не исключение. Я ясно выразилась?-  Я говорю холодно, мой голос звучит слишком безразлично, но я специально в нем не прячу нотку угрозы. Это так, что б до некоторых дошло. – Сейчас об этом и я говорить не хочу. Не сейчас и не потом – я надеюсь, до тебя мои слова и так прекрасно дошли. Мне же не нужно повторять?
Я слишком с ней груба, но ничего с этим поделать не могу –какая есть, простите.
В Большом зале стает слишком людно, я не люблю людных мест.
Когда вокруг меня слишком много людей я теряю знакомые лица и судорожно начинаю хватать воздух, которого мне так не хватает. Мне не страшно - просто я слишком привыкла к тому, что меня окружают люди, которые хотя бы отчасти мной восхищаются. Я не привыкла к обществу грязнокровок, потому что когда их слишком много, они забирают все восхищение, меняя его на недовольные взгляды и фразы вроде "они там все такие"...
Неужели они действительно думают, что это достойная цена? Ошибаются.
Они как всегда слишком грубо ошибаются, потому что слишком наивны. Просто когда-нибудь мы встретимся вне школы, где будут совершенно другие правила, верно же? Не будет даже пропавшего старика Дамблдора, уже так успевшего надоесть доброй половине Слизерина – он не защитит и не снимет пару сотен баллов с факультета.
Я кидаю в Герман недовольным взглядом и отворачиваюсь. Её я тоже не переношу…
…Да и если так посмотреть, кого из них я вообще уважаю? Никого. Только себя.
- Вот я никогда не понимала, как вы можете оказываться в Большом зале в столь раннюю пору? Неужели вылезать из кровати на полчаса раньше, чтобы оказаться здесь одними из первых, вас радует?
- Прости, эти несчастные пол часа, а то и час, идут на то, что б привести себя в порядок… А ты, видимо, и этого не делаешь…- Я с огромным усилием сдерживаюсь, что б не нагрубить – мой брезгливый взгляд заменит любое оскорбление. 
Здесь слишком людно и я не могу дышать, поэтому я решаю спокойно и без лишних фраз покинуть сцену Большого зала - все равно дальше своих слов не помню. Тем более что разговоры о том, какие ублюдки меня окружают я начинать не собираюсь. Сколько можно промывать косточки тем, кто давно чист? Просто на её совести не осталось ни одного поступка, который бы не обсудили в обществе, которого бы не раскритиковали.
Я с долей теплоты смотрю на Люциус и выдавливаю из себя милую улыбку.
- Я не пессимистична, Люциус, я просто устала.
И все. Больше ничего и не требуется сказать – он и так все поймет. Не понимаю… Почему Нарцисса так недовольна своим будущим женихом? Внешность бывает обманчива. Если бы она это знала, возможно, попыталась бы хоть как-то с ним заговорить.
Мне нужно срочно куда-то сбежать.
Сбежать от этих толп народа туда, где будет слишком пусто.
Зачем? Нужно, очень нужно. Причем срочно.»